Кира Вешнякова
Когда в августе 2024 года Суджа оказалась под огнём, Игорь (имя героя изменено) не ждал эвакуации — он спасался сам. Его машина была расстреляна, путь к родителям он преодолел пешком. Спасение стало возможным только благодаря соседу и случайной «Приоре». Ни сирен, ни предупреждений, ни организованного выезда. Как говорит сам Игорь: «Это не эвакуация — это бегство».
Просто не сообщили. Людей не жалко
О том, что в Курской области возможна атака, знали заранее — уверен Игорь. Но местным жителям не сообщили ничего: ни в ночь обстрелов, ни за сутки до них. Люди оказались предоставлены сами себе.
«О наступлении знали не только наши, но и в Москве. Только об эвакуации не просто так не сообщили… Ну хрен с ними. Назад ничего не вернуть, а на войну всё спишут.»
Когда в городе пошли слухи, что Слащёв (мер Суджи - Пример редакции) якобы «вывозил людей», Игорь отреагировал резко.
«Пофиг на этого Слащёва. В бане с девочками он парился, а не эвакуацией занимался. Никто ничего не понесёт. Найдут козла отпущения — и на него всё спишут. А скорее — вообще забудут.»
Мою машину расстреляли. Пешком шёл до деревни
Игорь выехал в том, в чём был — буквально: в домашней одежде. Ни документов, ни денег, ни вещей. Его машину обстреляли, и до родителей он добирался пешком. Спасение пришло от соседа, который дал старую «Приору» — на ней он и вывозил семью.
«Я сам выехал в тапках, футболке и шортах. Что нажито — всё осталось. Даже наличка, что дома была, сгорела. Просто нечем дышать — в прямом смысле.»
Фото Игоря и его кота Мусика. Источник - социальная сеть Фотострана
Работаю на фортификациях. Домой прихожу — спины не чувствую
Сейчас Игорь живёт в Курске. Родители — в деревне, где добрые люди временно дали им дом. Он снял жильё и устроился на временную работу — на строительство окопов. Он называет это «каторгой», но выбора не было: нужно было выживать.
«80% людей тут — из Суджи. Все пошли не от хорошей жизни. Был бы дом — ни за что бы не пошёл. Работаем каждый день. За 4 дня — 28 тысяч. Плюс бонус за сдачу объекта. Домой приезжаю — не чувствую ног, рук, а про спину вообще молчу. Кормят плохо. На первом объекте было нормально. Сейчас — сами готовим. Женщинам туда нельзя. Очень тяжело.»
Игорь и родители, называют себя не иначе как переселенцами. Хотя и горько отмечает, что теперь — не просто беженец, а ещё и дешёвая рабочая сила.
«Мы переселенцы. И ещё и горбатимся. Был бы дом — никогда бы не пошёл на такую работу.»
